СТИХИ
СОВЕТСКИХ ПОЭТОВ ПОГИБШИХ НА ФРОНТАХ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
ВЛАДИСЛАВ ЗАНАДВОРОВ
Владислав Леонидович Занадворов родился в 1914 году в Перми. В 1929
году он окончил в Свердловске среднюю школу-восьмилетку с
геологоразведочным уклоном и поступил в геологоразведочный техникум.
"С 1930 года, -говорится в автобиографии поэта, написанной в 1939
году,- я начал странствовать самостоятельно - в геологических
партиях, в экспедициях. Это были годы первой пятилетки, когда нас -
подростков - властно влекла к себе жизнь, и нам, конечно, не
сиделось дома. Потрепанные учебники были закинуты в угол, на ноги
обуты походные, сапоги, и ветер скитаний обжигал щеки".
Не окончив техникума, Занадворов уехал в Ленинград, где работал в
геологоразведочном тресте. В 1933-1934 годах он побывал в
экспедициях на Кольском полуострове, на Крайнем Севере, за Полярным
кругом, в Казахстане.
В 1935 году Занадворов поступил на геологический факультет
Свердловского университета, затем перевелся в Пермь, где в 1940 году
окончил университет с отличием и правом поступления в аспирантуру
при Геологической академии. Но Занадворов остается
геологом-практиком и уезжает на работу в город Верх-Нейвинск.
Увлекаясь геологией, Занадворов одновременно пишет стихи и прозу. В
1932 году в свердловском журнале "Штурм" впервые были напечатаны его
стихи из цикла "Кизел" и поэма "Путь инженера". В 30-е годы
Занадворов входил в литературную группу "Резец", его стихи
печатались в журнале того же названия, в альманахах "Уральский
современник" и "Прикамье". В 1936 году отдельной книгой для
юношества вышла повесть Занадворова "Медная гора". Первый сборник
стихотворений "Простор" увидел свет в 1941 году в Перми.
В феврале 1942 года Занадворов был призван в ряды Советской Армии.
Он был участником великой битвы на Волге и погиб геройской смертью в
ноябрьских боях 1942 года.
Посмертно в 1946 году вышел сборник Занадворова "Преданность",
подготовка которого была начата еще при жизни поэта, в 1941 году. В
1945 году был выпущен сборник "Походные огни", в 1953 году вышли
"Избранные стихи и рассказы", в 1954 году - книга "Ветер мужества".
РОДИНА
Вот она - лесная родина:
Над рекой падучая гроза,
Наливная черная смородина,
Черная, как девичьи глаза.
А в лесах, за горными вершинами,
Травы стынут в утренней росе,
И березы с лопнувшими жилами
Падают, подвластные грозе.
И навек плененная просторами,
Выбегает узкая тропа.
Дальнее село за косогорами,
В воздухе повисли ястреба.
И потайно за густыми травами
Сказывали парням молодым,
Как по Волге с Емельяном плавали,
Жили с атаманом Золотым.
Над крестами, над моими предками,
Над крутыми строками стиха
Снова машет огненными ветками
Дикая заречная ольха.
И хоть сколько бы дорог ни пройдено,
Ни отмерено далеких верст -
Хлебом-солью повстречает родина,
Улыбнется тысячами звезд.
А меж гор, что с тучами обвенчаны,
Кама силу пробует свою.
Я ни друга, ни отца, ни женщины
Не любил, как родину мою.
1936
ЩИТ
Мы щит нашли на поле Куликовом
Среди травы, в песке заросших ям.
Он медью почерневшей был окован
И саблями изрублен по краям.
Безвестный ратник здесь расстался с жизнью,
Подмят в бою татарским скакуном,
Но все же грудь истерзанной отчизны
Прикрыл он верным дедовским щитом.
И перед ним в молчании глубоком
Мы опустили шапки до земли,
Как будто к отдаленнейшим истокам
Могучего потока подошли.
... Что станет думать дальний наш потомок
И чем его наполнится душа,
Когда штыка трехгранного обломок
Отыщет он в курганах Сиваша?
1940?
КУСОК РОДНОЙ ЗЕМЛИ
Кусок земли, он весь пропитан кровью.
Почернел от дыма плотный мерзлый снег.
Даже и привыкший к многословью,
Здесь к молчанью привыкает человек.
Впереди лежат пологие высоты,
А внизу - упавший на колени лес.
Лбы нахмурив, вражеские дзоты
Встали, словно ночь, наперерез.
Смятый бруствер. Развороченное ложе.
Угол блиндажа. Снаряды всех смели.
Здесь плясала смерть, но нам всего дороже
Окровавленный кусок чужой земли.
Шаг за шагом ровно три недели
Мы вползали вверх, не знавшие преград.
Даже мертвые покинуть не хотели
Этот молньей опаленный ад.
Пусть любой ценой, но только бы добраться,
Хоть буравя снег, но только б доползти,
Чтоб в молчанье страшно и жестоко драться,
Все, как есть, сметая на своем пути.
Под огнем навесным задержалась рота,
Но товарищ вырвался вперед...
Грудью пал на амбразуру дота —
Сразу кровью захлебнулся пулемет!
Мы забыли все... Мы бились беспощадно...
Мы на лезвиях штыков наш гнев несли,
Не жалея жизни, чтобы взять обратно
Развороченный кусок родной земли.
1941-1942
ВОЙНА
Ты не знаешь, мой сын, что такое война!
Это вовсе не дымное поле сраженья,
Это даже не смерть и отвага. Она
В каждой капле находит свое выраженье.
Это - изо дня в день лишь блиндажный песок
Да слепящие вспышки ночного обстрела;
Это - боль головная, что ломит висок;
Это - юность моя, что в окопах истлела;
Это - грязных, разбитых дорог колеи;
Бесприютные звезды окопных ночевок;
Это - кровью омытые письма мои,
Что написаны криво на ложе винтовок;
Это — в жизни короткой последний рассвет
Над изрытой землей. И лишь как завершенье -
Под разрывы снарядов, при вспышках гранат -
Беззаветная гибель на поле сраженья.
1942
ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО
Лишь губами одними,
бессвязно,
все снова и снова
Я хотел бы твердить,
как ты мне
дорога...
Но по правому флангу,
по
славным бойцам Кузнецова,
Ураганный огонь
открывают орудья врага.
Но враги просчитались:
не наши
-
фашистские кости
Под косыми дождями
сгниют
на ветру без следа,
И леса зашумят
на
обугленном черном погосте,
И на пепле развалин
поднимутся в рост города.
Мы четвертые сутки в бою,
нам
грозит окруженье:
Танки в тыл просочились,
и фланг
у реки оголен...
Но тебе я признаюсь,
что
принято мною решенье,
И назад не попятится
вверенный мне батальон!
...Ты прости, что письмо
торопясь, отрываясь, небрежно
Я пишу, как мальчишка - дневник
и как
штурман — журнал...
Вот опять начинается...
Слышишь, во мраке кромешном
С третьей скоростью мчится
огнем
начиненный металл?
Но со связкой гранат,
с
подожженной бутылкой бензина
Из окопов бойцы
выползают навстречу ему.
Это смерть пробегает
по
корпусу пламенем синим,
Как чудовища, рушатся
танки в
огне и дыму.
Пятый раз в этот день
начинают они наступление,
Пятый раз в этот день
поднимаю бойцов я в штыки,
Пятый раз в этот день
лишь
порывом одним вдохновения
Мы бросаем врага
на
исходный рубеж у реки!
В беспрестанных сраженьях
ребята
мои повзрослели,
Стали строже и суше
скуластые лица бойцов...
... Вот сейчас предо мной
на
помятой кровавой шинели
Непривычно спокойный
лежит
лейтенант Кузнецов.
Он останется в памяти
юным,
веселым, бесстрашным,
Что любил по старинке
врага принимать на картечь.
Нам сейчас не до слез —
над товарищем нашим
Начинают орудья
надгробную гневную речь.
Но вот смолкло одно,
и
второе уже замолчало,
С тылом прервана связь,
а
снаряды приходят к концу.
Но мы зря не погибнем!
Сполна мы сочтемся сначала.
Мы откроем дорогу
гранате, штыку и свинцу!..
Что за огненный шквал!
Все сметает...
Я ранен вторично...
Сколько времени прожито:
сутки, минута ли, час?
Но и левой рукой
я умею стрелять на "отлично"...
Но по-прежнему зорок
мой кровью залившийся глаз...
Снова лезут! Как черти,
но им не пройти, не пробиться.
Это вместе с живыми
стучатся убитых сердца,
Это значит, что детям
вовек не придется стыдиться,
Не придется вовек им
украдкой краснеть за отца!..
Я теряю сознанье...
Прощай! Все кончается просто...
Но ты слышишь, родная,
как дрогнула разом гора!
Это голос орудий
и танков железная поступь,
Это наша победа
кричит громовое "ура".
1942
|