СТИХИ

СТИХИ СОВЕТСКИХ ПОЭТОВ ПОГИБШИХ НА ФРОНТАХ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ

Михаил Васильевич Троицкий родился в 1904 году в Петербурге, в семье чиновника. Окончив среднюю школу, учился на архитектурном отделении художественно-промышленного техникума. Однако после смерти отца средств к существованию не было. Михаил, бросив учебу, обратился на биржу труда. Работал чернорабочим на ремонте ленинградских мостов и набережных, кочегаром, затем помощником машиниста на заводе "Большевик".
Писать и печататься Троицкий начал с 1926 года. За десятилетие с 1931 по 1940 год вышло пять книг Михаила Троицкого: "Двадцать четыре часа", "Поэма о машинисте", "Три поэмы", "Сказ про глупого медведя" и "Стихи".
В июле 1941 года Троицкого призвали в армию и направили на командирские курсы. Вскоре он отбыл на фронт. 22 декабря 1941 года командир минометного взвода Михаил Троицкий, сражаясь за Ленинград, погиб в районе Невской Дубровки.

ИСПАНИЯ
И вдруг по залу глуховато
Толпы дыханье пронеслось.
Оно с жужжаньем аппарата
В один и трудный вздох сошлось.

Так от колесиков зубчатых
Большая повернется ось,
Так струны: запоет одна -
Другая задрожит струна.

Так свет изображенье строит -
Далекий раскаленный день
Прошел, но долго целлулоид'
Хранит живые свет и тень.

Ряды бойцов и небо юга,
Вот кто-то смотрит к нам сюда.
Я, может быть, такого друга
Не встречу больше никогда.

Винтовку взял шутя и взвесил.
Пусть поглядел он наугад,
Но взгляд его упрям и весел!
Мы здесь, товарищ! Все глядят.
Мы сжали пальцы, ручки кресел
У нас в руках, а не приклад.

Так мысль идет мгновенным чудом
На всех народов языки,
И смотрят женщины оттуда,
К плечам поднявши кулаки.

Там день, здесь вечер темный, ранний,
Там свет, но между нами нет
Ни дней пути, ни расстояний,
И все мы поняли привет.

Бойцы нам свой пароль сказали.
И дети закивали нам.
Они глядят как будто в зале,
А мы глядим как будто там.

Свои вершины приближая,
Идут вдали покатые холмы.
Твои дороги, родина чужая,
Как сказки детства, узнавали мы.

"Испания!" — мы повторяем глухо,
Мы узнаем, как имя произнеся,,
Чтоб оглянулась шедшая старуха,
Чтобы друзья услышали: мы здесь!

Мы здесь глядим, мы знаем все кругом.
Как мы глядим! В экран ворваться можем,
Как будто кинемся к прохожим,
Детей их на руки возьмем.

Я узнаю дороги жесткий камень
И матерей усталые глаза.
Покачивая серыми вьюками,
Проходит мул - и трудно дышит зал.

Как мы глядим! Мы здесь. Мы узнаем
Обломки баррикад, пустые окна зданий.
Они живут в дыхании моем
И в горькой тишине воспоминаний.

Мы узнаем. Мы знаем все вокруг:
Шипенье пуль и крик гортанный.
О, если бы перешагнул я вдруг
На серую траву экрана!

Не подвиги, не воинская слава!
И клятвы ни одной не произнесгь!
К чужой земле, к чужим горячим травам
Прижаться грудью! Родина, ты здесь!

О, если бы... Но это только чудо!
О, если бы... Но это полотно!
Комок земли хотя бы взять оттуда,
Уж если мне там быть не суждено!
Декабрь 1936

СВИРСКАЯ ДОЛИНА
Мы на крутом остановились спуске,
Там, где упрям дороги поворот,
А склоны скользки и тропинки узки.

Невольно медлит робкий пешеход.
Спускается, за столбики хватаясь.
То вслух бранясь, то втайне усмехаясь,
Он еле подвигается вперед.
Он вдруг долину взором обведет
И замолчит. И хорошо вздохнет.

А перед ним отчетливей и шире
И неба край, синеющий вдали,
И дальние леса, и снежный берег Свири.

Там в бороздах чернеющей земли
Несется вьюга белыми клоками
Вдоль рельсовых путей и от костра к костру.
Оттуда шум работ машинными гудками
То долетит, то смолкнет на ветру.

Там бревна, как рассыпанные спички,
Там дымы, словно пух из птичьего гнезда,
И в шуме трудовом, как в братской перекличке,
К обрывам подбегают поезда.

Дымки паровиков белеют, отлетая,
Как будто тая, отлетает звук,
И темной насыпи черта крутая
У берега очерчивает круг.
А за рекой просторно и отлого
Поднялся склон. О зимняя краса!

Синеющая санная дорога
И сизые прозрачные леса.

Я был бы рад и зимнему туману,
Когда метель и паровозов дым
Покроют реку облаком густым,
Но думалось: и сам таким же стану,
Как эта даль, и ясным и простым.

Все отдаленное мне представлялось рядом
И так отчетливо. Открыто. На виду.
Хотел бы я таким же чистым взглядом
Глядеть на все, что на земле найду.

Родимый север мой! Не кинем мы друг друга,
И свежесть бодрую мы понесем с собой
И к морю запада, и на предгорья юга,
В спокойный труд и в беззаветный бой.
Кидай в лицо горстями снега, вьюга,
Шуми, метель, и наши песни пой.

И ты, река, родная мне, как Волга,
Как половецкий Днепр. Петровская Нева.
Твоя под снегом дремлет синева...
Хотел бы я остаться тут надолго -

Тут, как степной ковыль, былинная трава,
Вся бурая, дрожит на косогоре,
И галька сыплется со снегом пополам,
И пыль морозная дымится по холмам...
О русская краса! На всем земном просторе
Милей всего, всего желанней нам.

Затейница в недорогом уборе,
Подруга верная и в радости и в горе.

И кто с тобой не весел и не боек,
Кто в деле не удал и в горести не стоек?
Или не знали наши небеса
И косарей на зорьке голоса,
И глухарей заливистее троек,
И строгие леса заветных наших строек,
И наших заповедников леса.
1941

* * *
Границу мы представляем кривой,
Окрашенной в красный цвет.
Кроме того, стоит часовой,
А так ничего интересного нет.

За ней синеет такой же лес,
Так же стволы дубов черны.
Но часовой потерял интерес
К предметам чужой страны.

Он будет смотреть от куста до куста,
Но что ему этот вид!
Будет ходить и,
если устал,
Винтовку к ноге.
Стоит.

Как будто бы и ничего не грозит -
Все тихо, застыло хоть на сто лет,
Но четыре патрона вошли в магазин,
Пятый сидит в стволе.

Но если ночью шаги заскрипят,
Ворохнется лист или наст —
Уверенный выстрел тряхнет приклад,
И эхо его отдаст.

* * *
Вдоль проспектов глухо и слепо,
Спотыкаясь, идет тишина.
Ветер замер, и ночь окрепла.
Над заводом темнеет она.

Но сочатся всю ночь над цехами
Сотни лампочек - желтых глаз.
И лежит в шкафу за резцами
Твой проверенный противогаз.
1941?

Застыли, как при первой встрече.
Стоят и не отводят глаз.
Вдруг две руки легли на плечи
И обняли, как в первый раз.

Все было сказано когда-то.
Что добавлять? Прощай, мой друг.
И что надежней плеч солдата
Для этих задрожавших рук?
1941